Перед иконою Марии Магдалины 
стою, задумавшись: где эти семь бесо'в,
что, выйдя из неё, как из малины,
могли до русских добежать лесов?

За эти отшумевшие столетья
уж сколько раз давалось им входить
в скелетов задрожавшие соцветья,
где можно сквернословить, мучить, выть.

Не Магдалинин ли вот тот, что в танцовщице,
иль тот, что с сытным прибежал столом,
не позволяя даже помолиться
погрязшим в объедении своём?

Не мироносицы ли мерзкий искуситель
обрезал бо'роды, одежды, служб длину,
отправил во всемирный распылитель
мою непобедимую страну?

Не Машенек ли добрых в пьяных Машек
прескверный превратитель пролетел?
Абортною косой не он ли машет,
взяв будущих Суворовых в прицел?

Не прежний ли Мариин истязатель
истерики соседа дирижёр?
Иль тот – в гадалке умной предсказатель,
разводных постановок режиссёр?

А тот, что мне рисует необычность
моей души, тщеславием пьяня,
которую по счёту губит личность,
личиной власти сладостно маня?

Но как им страшно, что мы можем тоже
помчаться Магдалининым путём –
креститься, плюнув в хитрые их рожи,
с Воскресшим встретиться, стоять перед Крестом.

Яйцом пасхальным удивить имущих
военную, писательскую власть,
утешить на апостольство идущих,
любимчиков у дьявола украсть.

Мария Магдалина! Сколько мира
в кувшинчике ты людям разнесла!
А семь бесо'в застыли, как секира,
чтоб злой чрез злых избавился от зла. 

Иеромонах Аверкий (Белов)