Современник Пушкина и Лермонтова, Андрей Николаевич Муравьев был ревностным христианином, неутомимым путешественником и ярким, самобытным писателем. Он первым пробудил в обществе огромный интерес к духовной литературе и стал проводником в этот новый для многих мир.
Не в пользу математики
30 апреля 1806 года в семье известного математика и подполковника в отставке Николая Николаевича Муравьева родился сын – пятый ребенок в семье, который был назван в честь апостола Андрея Первозванного. По воспоминаниям писателя, отец, основавший в Москве математическую школу, хотел, чтобы сын пошел по его стопам. Но это желание осуществилось лишь частично. Андрей Николаевич непродолжительное время служил в армии, а вот с математикой любви и вовсе не получилось.
«Виной» тому стал учитель словесности, который пробудил в юноше живой интерес к поэзии, развил в нем чуткость души и благоговейное отношение к христианской вере. Неудивительно. Этим учителем был поэт и переводчик Семен Раич – родной брат киевского митрополита Филарета (Амфитеатрова). В одно время с Муравьевым брал уроки у Раича и Федор Тютчев. Молодые люди подружились и на всю жизнь сохранили теплые отношения друг с другом.
В 1826 году в доме Е.А. Баратынского Андрей Николаевич знакомится с Александром Сергеевичем Пушкиным. Разница в возрасте и литературном опыте не способствует их тесному сближению, однако уже через год, когда в альманахе «Северная лира» появляются первые стихи Андрея Муравьева, Пушкин встречает их с «надеждой и радостью». Он признает в начинающем поэте безусловный поэтический дар. Но как этот дар разовьется в дальнейшем, предположить тогда не мог никто.
По дороге в Киев
В мае 1823 года Днепр под Киевом разлился на пять верст в ширину. Но ждать, пока спадет вода, молодой юнкер Андрей Муравьев, только что зачисленный в 34-й Егерский полк, не намерен. Он торопится в Тульчин – в расположение Второй армии.
Во время переправы, на беду, поднялся сильный ветер, и Муравьев, по собственному признанию, испытал немалое потрясение, так как «два часа носился… между жизнью и смертью».
Лодку с юнкером выбросило на берег как раз в том месте, где на Почайне князь Владимир крестил язычников. Ступив на сушу, Муравьев увидел в этом особый знак. Он горячо возблагодарил Бога за спасение и дал обет посвятить свою жизнь прославлению Церкви Христовой.
Это решение зрело в нем все последующие годы – и когда он вел утонченные беседы в литературных салонах Москвы, и когда воевал с мусульманами на Балканах. После окончания в 1829 году Русско-турецкой войны Муравьев переходит на гражданскую службу в Коллегию иностранных дел и добивается разрешения посетить Палестину. С этого момента начинается новый и самый важный этап в жизни и творчестве Андрея Николаевича.
Много лет спустя, вспоминая свое первое путешествие на Восток, писатель скажет: «Щедрою рукою вознаградил меня Господь, ибо все, что я ни приобрел впоследствии, как в духовном, так и в вещественном, истекло для меня единственно из Иерусалима, и надо мною оправдались слова Евангелия: «Всяк, иже оставит дом, или братию имене Моего ради, сторицею приимет» (ср. Мф, 19:29).
Желание сердца
Выход в свет «Путешествия ко Святым местам в 1830 году» стал не только литературным, но и духовным событием в жизни общества. О Муравьеве, еще вчера малоизвестном поэте, заговорили все разом.
Одним из первых откликнулся А.С. Пушкин. «С умилением и невольной завистью прочли мы книгу г-на Муравьева… Он посетил Святые места, как верующий, как смиренный христианин, как простодушный крестоносец, жаждущий повергнуться во прах пред гробом Христа Спасителя».
В поэтических кругах у Муравьева была репутация благочестивого юноши. И Пушкин, хорошо зная, сколь глубоки и искренни его религиозные чувства, продолжал: «…молодой наш соотечественник привлечен туда не суетным желанием обрести краски для поэтического романа, не беспокойным любопытством найти насильственные впечатления для сердца усталого, притупленного… Ему представилась возможность исполнить давнее желание сердца, любимую мечту отрочества».
Другие критики отмечали «живость языка, картинность образов, горячее чувство благочестия». Все сходились в одном: это была растворенная в прозе поэзия – светлая, мудрая, вдохновенная, одинаково доступная и мужику-книгочею, и петербургскому снобу. Книгой Муравьева заинтересовался даже сам император.
До Андрея Николаевича, которому на начало путешествия было всего 23 года, никто из российской знати не посещал Святую Землю – отсюда и невольная зависть Пушкина. Главнейшие христианские святыни просвещенная Россия увидела тогда глазами Муравьева, и у многих возникло желание повторить его путь в Палестину.
«Путешествия» переиздавались десять раз и были переведены почти на все европейские языки.
С благословения святителя
Перед публикацией во избежание ошибок Муравьев решил показать свою рукопись московскому митрополиту Филарету. Владыка согласился ее поправить – делал замечания на полях, порой вычеркивал целые страницы. Эта совместная работа сблизила автора и редактора. С тех пор святитель становится духовным наставником начинающего литератора, его собеседником и другом.
В 1833 году Андрей Николаевич занимает должность обер-секретаря в Святейшем Синоде, которая побуждает его к углубленному изучению истории Православной Церкви. При этом он не прекращает заниматься литературной деятельностью.
Специально для русских аристократов, которые, говоря на французском, практически забыли родной язык и ходили в храм более по привычке, чем по зову души, Муравьев пишет «Письма о Богослужении». В живой доступной форме он рассказывает о смысле Литургии и Всенощной, о Святых Таинствах, о Великом посте и Пасхе, о значении погребения в жизни православного человека. Он объясняет, чему учат евангельские притчи, описывает духовный опыт отцов Церкви, их наставления верующим, делится собственными религиозными переживаниями.
«Письма эти, – пояснял автор, – вначале были действительно написаны для одного светского молодого человека, чтобы прояснить его неведение о богослужении родной нашей Церкви». Между тем книга в форме частного послания получает огромный общественный резонанс. Она стала своевременным и исчерпывающим ответом на «Философические письма» П. Чаадаева, который видел в церковном служении бессмысленный обряд, убивающий веру.
Новый труд Муравьева, опубликованный в 1836 году, по проявленному к нему интересу публики бьет рекорд знаменитых «Путешествий». Не раз бывало, что писателя останавливали на улице совершенно незнакомые люди и благодарили за то, что он их просветил.
Книга выдерживает двенадцать изданий! И в этом немалая заслуга владыки Филарета, который, понимая актуальность и значимость «Писем», лично редактировал рукопись друга.
«Римские письма»
Теперь уже каждую новую книгу Муравьева в обществе ждут с нетерпением. Поддерживая пробудившийся интерес к Церкви и паломничеству, Андрей Николаевич пишет быстро и много. В 1836 году выходят в свет его «Путешествия по Святым местам русским», а в следующем году он издает заметки о совместном паломничестве с цесаревичем Александром, во время которого они посетили Новый Иерусалим и Троице-Сергиеву Лавру, поклонились святыням Кремля.
Для слушателей духовных училищ он создает «Толкование Символа веры», пишет «Письма о спасении мира Сыном Божиим».
В 1842 году Андрей Николаевич переходит на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел, и у него появляется больше возможностей для путешествий. За три года (с 1845-го по 1848-й) он посетил Италию, Германию, Грузию, Армению.
По возвращении Муравьев издает объемные «Римские письма», адресованные владыке Филарету, в которых делится впечатлениями о западной культуре, сравнивает православные и католические богослужения. И эти сравнения не в пользу католицизма. Уже в который раз он убеждается в том, что лишь Русская Православная Церковь с «наибольшей полнотой пребывает в духе и истине».
Сила авторитета
В 1849 году сбывается давняя мечта писателя – он посещает Афон. Здесь Муравьев человек известный. Свободно владея греческим языком, он состоял в переписке со многими афонскими монахами. Однако главная цель его путешествия – не описание красот Святой Горы и ее святынь, а хлопоты о том, чтобы Андреевская келия Ватопедского монастыря с русскими насельниками стала самостоятельной. Дипломатическая миссия писателя имела успех – в октябре того же года на Афоне появляется первый русский «самоуправляемый» скит, и Андрей Николаевич Муравьев становится его ктитором.
На следующий год писатель отправляется в Миры. Он приходит на место бывшего монастыря Новый Сион, где до 1807 года покоились мощи Николая Чудотворца и, стоя среди руин, дает себе обещание приложить все силы для восстановления святыни, чтобы впоследствии устроить здесь русский монастырь. Он начинает сбор средств и приступает к восстановительным работам.
Однако мечте о русском подворье суждено сбыться лишь через пятьдесят лет. И не здесь, а в Бари, где Императорское Палестинское Общество возведет храм в честь святителя Николая.
Собор двенадцати апостолов. Эта уникальная икона начала XIV века была привезена с Афона А.Н.Муравьевым. В настоящее время хранится в ГМИИ, одна из жемчужин византийского собрания музея.
«Открытие» Русского Севера
Еще в 1833 году на волне успеха своей первой книги писатель публикует небольшой путевой очерк о Валааме, который стал новым открытием для большинства его читателей. После него эти святые места посетят и Игнатий Брянчанинов, и Иван Шмелев, и даже Александр Дюма. Но первым так проникновенно и поэтично рассказал о подвиге иночества в суровых северных краях все же Андрей Муравьев.
«Внезапно посреди безмолвия ночи… духовная песнь огласила воды; кормчий инок, двигая руль свой, по угадываемому им направлению Валаама, призывал себе на помощь его пустынных основателей… Трогательна и величественна была в сие мгновение песнь его на сумрачном озере. Скоро показалась вдали гряда островов, окружающих Валаам, и на краю онаго святой остров, где долго спасался в пещере св. Александр Свирский».
Описывая встречу со старцем Варлаамом, Муравьев продолжал: «Игумен завел беседу о душевной пользе уединения. Когда же, рассуждая о различных путях ко спасению, я сказал: как оно трудно! – «согласен, что трудно, отвечал он, но и стыдно, если не спасемся; ибо какой ответ дадим пред язычниками, во мраке жившими до Искупления, – мы, столь ярко озаренные светом Евангелия, которое во всяком быту открыло нам пути к Царствию (Небесному – ред.)».
К теме северных святынь писатель вернется через двадцать лет, когда, оставив Санкт-Петербург, поселится в Останкинском дворце Дмитрия Шереметева (сына Прасковьи Жемчуговой и графа Николая Шереметева). В 1855 году из-под его пера выйдет «Русская Фиваида на Севере» – одно из самых вдохновенных творений Муравьева, рассказывающее о святых обителях, устроенных трудами учеников и последователей преподобного Сергия Радонежского в глухих, недоступных местах между Вологдой и Белозерском.
Об этом русском феномене он говорит так: «Но кто знает этот наш чудный мир иноческий, нимало не уступающий Восточному, который внезапно у нас самих развился, в исходе XIV столетия и в продолжение двух последующих веков одушевил непроходимые дебри и лесистые болота родного Севера? На пространстве более 500 верст, от Лавры до Белоозера и далее, это была как бы одна сплошная область иноческая, усеянная скитами и пустынями отшельников… Преподобный Сергий стоит во главе всех, на южном краю сей чудной области и посылает внутрь ее своих учеников и собеседников, а преподобный Кирилл, на другом ее краю, приемлет новых».
На Андреевском спуске
С 1854 года, когда писатель покупает клочок каменистого пустыря напротив паперти Андреевской церкви, начинается новый – киевский период в его жизни. Расчистив пустырь, Андрей Николаевич закладывает здесь сад и ставит простую избу. Отныне он живет на два дома – зимой в Санкт-Петербурге, летом в Киеве.
Но с каждым годом его сердце все больше прикипает к этому древнему городу. Муравьев прикладывает немало усилий для восстановления храма святой Ирины, Десятинной церкви, сохранению архитектурного ансамбля Софийского собора. После двадцатипятилетнего перерыва он возрождает крестный ход на крещение Святого Владимира и возглавляет Свято-Владимирское братство в Киеве.
Большой честью для себя писатель считал саму возможность стать ктитором Андреевской церкви. Благодаря Муравьеву в святом доме его небесного покровителя появляется бесценное сокровище – частица мощей апостола, доставленная с Афона. Мало кто знает, что именно его перу принадлежит акафист Андрею Первозванному.
Незадолго до своей кончины Андрей Николаевич устраивает в храме нижнюю церковь во имя преподобного Сергия Радонежского и украшает ее иконами из Троице-Сергиевой Лавры.
Итоги
«Жития святых Российской церкви, также иверских и славянских» – последний и самый основательный (двенадцатитомный) труд Андрея Николаевича Муравьева. Это не перевод Четьих Миней, а оригинальные жизнеописания, основанные на древней рукописи, которую писатель нашел в Софийском соборе.
Никогда ранее частному лицу не дозволялось печатать подобные творения, но для авторитетного духовного писателя было сделано исключение. С 1855 по 1858 год Муравьев издает одну книгу за другой, торопясь воплотить в жизнь свой грандиозный замысел. И уже за первый том получает благодарность от бывшего Вселенского Патриарха Константина.
В 1866 году, уволившись со службы в чине действительного статского советника, Андрей Николаевич окончательно переезжает в Киев и впервые, на склоне лет, обзаводится собственным домом, где часто принимает своих давнишних знакомых, приехавших поклониться киевским святыням.
Но через год приходит печальная весть о кончине святителя Филарета, который более тридцати лет поддерживал писателя морально и материально. По словам самого Муравьева, это стало для него «страшным переломом». В память о владыке Филарете он готовит к публикации все письма святителя к нему, подводя итог их многолетней дружбе.
Последний путь
Весной 1874 года, несмотря на пошатнувшееся здоровье, Муравьев во второй раз отправляется на Афон для решения спорных вопросов между русскими насельниками Пантелеимонова монастыря и греческой братией. На Святой Горе силы вновь возвращаются к нему, и он, полный новых планов, возвращается в Киев. Но этим планам уже не суждено было сбыться. В конце августа, вскоре после Успения Пресвятой Богородицы, Андрей Николаевич Муравьев тихо отошел ко Господу.
В день похорон писателя к Андреевской церкви пришло, по свидетельству современников, «несметное множество народа». Все прилегающие к храму улицы были буквально запружены желающими отдать последний долг человеку, который для многих стал духовным поводырем. Профессор Московской Духовной Академии П.С. Казанский сказал об этом так: «Главное достоинство и заслуга А.Н. как духовного писателя заключается не столько в достоинстве самих сочинений, сколько в том влиянии, какое имели эти сочинения на русское общество».
Людмила Дианова
