Литовский рубеж святителя Тихона

Фото: Посещение 277-го пехотного Переяславского полка высокопреосвященным Тихоном, архиепископом Виленским и Литовским (будущим патриархом Московским и всея России). Штаб полка. Людвиново. 1916г. Источник

 

Скорбный путь священноисповедника Тихона начался не в 1917 году, а на три года раньше. По воле Божией святитель разделил с русским народом чашу страданий, с самых первых дней мировой войны оказавшись буквально на переднем крае Второй Отечественной, как называли этот конфликт до революции. Известный к этому времени епископ-миссионер проявил себя на Литовской кафедре как истинный пастырь и отец, как умелый организатор, горячий молитвенник и бесстрашный воин Христов. Не будет преувеличением сказать, что трехлетний опыт служения в охваченной войной разноплеменной епархии стал для святителя Тихона незаменимой школой стойкости и мужества, давшей силы для несения уготованного ему патриаршего креста.

 

Прощание с Ярославлем

В январе 1914 года Ярославль прощался с человеком, чья судьба вскоре станет неразрывно связана с судьбой всей Русской Церкви. Архиепископ Тихон (Беллавин), возглавлявший эту древнюю русскую епархию семь лет, получил неожиданный указ о переводе в инославную Литву. Формально это выглядело как обмен кафедрами с архиепископом Агафангелом (Преображенским), но, возможно, причина крылась в ином: владыка Тихон избегал участия в монархических организациях, что привело к конфликту с ярославским губернатором. Время требовало лояльности, а показная независимость церковного деятеля виделась правительству рискованной.

19 января, в воскресенье, Воскресенская церковь Спасского монастыря едва вмещала желающих попрощаться с архиереем. Люди заполнили не только храм, но и галереи, и двор. Колокольный звон плыл над городом. В своей прощальной речи облачённый в голубую мантию высокопреосвященный Тихон отметил символичность события: в этот день он вступал в свое 50-летие. «Уроженца Севера, его всегда тянуло в центр России, но волею Божией ему больше приходится служить на Западе»[1].

Семь лет в Ярославле стали для него временем глубокой связи с паствой, «истинно верующим народом», и расставание давалось нелегко. Когда Тихон опустился на колени, прося прощения у духовенства и мирян, многие не сдерживали слёз. Под звуки гимна «Коль славен наш Господь в Сионе» и салют войск он покидал тихие берега Волги, направляясь в Вильно (ныне Вильнюс) — город, который через полгода окажется на передовой мировой войны. Тогда никто не мог предполагать, что этот перевод станет прологом к главному служению святителя Тихона. Всего через три года революция перевернёт страну, а он будет избран первым за два века Всероссийским Патриархом, чтобы вести корабль Церковь через бурю гонений.

 

 

Литва Хоробрая

Прямо с вокзала владыка Тихон отправился в Свято-Духовской монастырь поклониться мощам святых Виленских мучеников. Наместник монастыря игумен Анемподист вручил святителю икону святых мучеников со словами: «Прими и нас в сердце свое, как принял Ярославскую паству, и благослови нас во имя Господне!»

Уже в 1925 году, вспоминая почившего патриарха, его преемник на Литовской кафедре архиепископ Елевферий (Богоявленский) писал: «отсюда, от нас, он вошел в славу Патриарха Русской Церкви, хотя слава эта окружала данную ему Христом Церковную Голгофу»[2]. Эти слова — не просто метафора. Перевод 1914 года, казавшийся рядовой ротацией, на деле стал поворотным моментом. В Литве Тихон столкнулся с вызовами межконфессионального края, а позже — с хаосом войны и революции. Но именно здесь закалялось его искусство находить баланс между духовным долгом и заботой о пастве.

Назначение владыки Тихона на кафедру, охватывавшую не только современную территории Литвы, но и значительную часть белорусских земель, стало событием, которое всколыхнуло православную общину края. Время, отпущенное ему для мирного служения, оказалось кратким, но удивительно плодотворным.

Виленский край, как и Холмщина, где ранее служил святитель Тихон, был местом пересечения культур и религий. Поляки, евреи, литовцы, русские жили здесь бок о бок на протяжении столетий, но в начале XX века православные составляли не более 30% населения губернии. Сердце литовского Православия – основанный еще в XVI веке Свято-Духов монастырь – встретил архиепископа как цитадель многовековой истории сопротивления унии. После Указа о веротерпимости 1905 года давление на православных в Литве усилилось: польские националисты открыто демонстрировали пренебрежение к «схизматикам». В такой обстановке фигура архиерея, способного объединить паству, стала символом надежды.

 

 

На рубеже XVI–XVII веков, в эпоху высшей степени католического давления на православных подданных Речи Посполитой, в Вильно возник мужской монастырь в честь Сошествия Святого Духа. После того как униаты изгнали православных из Троицкого храма, последние нашли приют в церкви, построенной дворянками Феодорой и Анной Волович на своей земле. Несмотря на запрет короля Сигизмунда III, к 1605 году вокруг неё сформировалась обитель, ставшая последним оплотом православия в Вильно. Статус ставропигии, дарованный Константинопольским Патриархом Иеремией II, позволил монастырю сохранить независимость. Братия не только молилась, но и трудилась: переводила греческие тексты на церковнославянский, печатала в собственной типографии книги, а также поддерживала другие монастыри Литвы. Многие насельники Свято-Духова монастыря стали архиереями, укреплявшими Православие в Западнорусской митрополии. В 1634 году был возведен каменный кафоликон с приделами свв. Константина и Елены и ап. Иоанна Богослова. В 1655 году были обретены мощи Виленских мучеников — Антония, Иоанна и Евстафия, ставшие главной святыней обители. Несмотря на поддержку русских монархов, монастырь страдал от притеснений польских властей вплоть до того момента, как Вильно вошел в состав Российской империи.

XX век стал временем новых испытаний: эвакуация братии в 1915 году, немецкая оккупация, борьба с польской «автокефалией» и политикой агрессивной полонизации. Но даже в годы Второй мировой войны богослужения в монастыре не прекращались. Сегодня Свято-Духов монастырь — духовный центр Православной Литвы. В пещерной церкви покоятся мощи святых и архипастырей, а стены собора помнят голоса митрополитов Иосифа (Семашко), Макария (Булгакова), святителей Тихона и Агафангела.

 

«Я сознаю всю трудность святительского служения в этом разноверном и разноплеменном крае, — обратился владыка к духовенству и мирянам в кафедральном соборе. — И прошу у вас помощи в моем служении»[3]. Эти слова отражали не только смирение, но и глубокое понимание реалий епархии.

С первых дней святитель Тихон погрузился в жизнь края. Он объезжал города и села, служил литургии в храмах, посещал школы и монастырские хозяйства. Его маршруты пролегали не только через Вильну, но и через малые города вроде Дисны или Молодечно. Везде архипастырь находил время для бесед с крестьянами, благословлял детей, поддерживал приходских священников.

Особое внимание владыка уделял делу миссии. На епархиальном съезде духовенства он поднял вопрос о введении в Виленской духовной семинарии изучения литовского языка. Опыт служения в Америке и Польше научил его: без знания местного наречия нести Слово Божие невозможно. Это решение стало шагом к диалогу с литовцами, многие из которых относились к православию настороженно.

Но служение владыки не ограничивалось церковными стенами. Он посещал тюрьмы, служил литургии для заключенных. Один из таких визитов в Виленскую губернскую тюрьму запомнился современникам: во время проповеди арестанты плакали, а после богослужения архиепископ передал значительную сумму на улучшение их питания.

Щедрость святителя стала легендой. Он поддерживал Свято-Духовское братство, приют имени отца Иоанна Кронштадтского, жертвовал на семинарию и помощь бедным священникам. Но его благотворительность не была формальной: владыка лично вникал в нужды людей. Например, узнав о тяжелом положении крестьян в деревне Боруны, он распорядился выделить средства на ремонт местной церкви и школы.

 

 

Всех поражала скромность владыки. На свою дачу в Тринополь он ездил в простой коляске, со скуфейкой на голове. При этом, по воспоминанием очевидцев, «его узнавали и русские, и поляки, и евреи и низко ему кланялись»[4]. Для католиков и иудеев он стал не просто «московским священником», а человеком, искренне уважающим их традиции.

В те же дни в Вильно прибыл митрополит Киевский Флавиан (Городецкий) — давний покровитель и соратник владыки Тихона. Признанный церковный иерарх незадолго до своей смерти навестил того, кого когда-то опекал, и произнес пророчество: «Если когда-нибудь будут выбирать в России Патриарха, то лучшего, чем он, не выберут».

Тем временем неутомимый архиепископ продолжал свои поездки по епархии. Пользовался он и водным транспортом. Сохранилось описание его путешествия в Ковно (ныне – Каунас):

«После богослужения в Юбурге владыка по Неману отбывает в Ковну. Последнее архипастырское благословение и прекрасный пароход «Светлана», на глазах массы иноверного населения, усеявшего берег, при тожественном колокольном звоне и под стройные звуки молитвы «Спаси, Господи, люди Твоя», плавно отходит от берега по направлению к гор. Ковне, куда он должен прибыть в 3 часа ночи. Заря перестает давать свет, становится темновато, и вот на «Светлане» зажигаются разноцветные электрические лампочки, цепью окружающие верхнюю часть палубы. Чудная картина! Архипастырь сидит на палубе, за столиком, и запросто ведет беседу и с духовенством и с светскими лицами. В природе благорастворение, тишина: на душе тоже тихо, спокойно… И неудивительно… Ибо и душою, и сердцем, и всеми чувствами сознаешь, что близ тебя не только архипастырь, но и Отец!»[5]

Благорастворение и тишина оказались обманчивыми. Мирное служение святителя Тихона в Литве продлилось всего семь месяцев. Уже в августе 1914 года грянула война, изменившая судьбы миллионов. Для пограничной Литовской епархии начался период бесконечных испытаний.

 

Вторая Отечественная

26 июля (8 августа по н.ст.) 1914 года в русских храмах зазвучали слова императорского манифеста, о вступлении России в войну. Уже на следующий день архиепископ Тихон совершил символический жест единства Церкви и армии: он благословил командующего 1-й армией генерала Павла фон Ренненкампфа на защиту западных рубежей империи. Через неделю его войска перешли границу Восточной Пруссии и нанесли поражение 8-й армии генерала фон Притвица в битве при Гумбиннене (ныне город Гусев Калининградской области России).

 

 

21 августа 1914 года литовские общественные деятели и журналисты опубликовали декларацию, пронизанную верой в освободительную миссию России:

«…Ныне настал решительный час. Мы снова плечом к плечу с русским народом вступаем в упорную и тяжкую борьбу с тевтонским наследием — всепоглощающим германизмом, который теперь, спустя пять веков после нанесенного ему решительного удара, снова поднял голову и снова грозит славянству. Мы верим, что нынешняя борьба — это последнее звено в победной цепи, начатой под Грюнвальдом. Мы верим, что наши зарубежные братья по крови будут освобождены от германского ига и воссоединены с нами, ибо историческая миссия России — быть освободительницей народов. Россия их объединит не ради поглощения, а для мирного, культурного сотрудничества. Весь литовский народ окрылен этой надеждой»[6].

Архиепископ Тихон, чья епархия объединяла людей разных национальностей, видел в этих словах не только политический, но и духовный призыв. С первых дней войны владыка стал живым мостом между фронтом, тылом и тысячами беженцев, хлынувших из прифронтовых районов.

Святитель превратил свою кафедру в центр помощи. Он освящал лазареты, которые открывались в стенах монастырей, на свои личные средства организовывал койки для раненых. В письмах он смиренно замечал: «Возвратился вчера, а на днях опять поеду… и на позиции просят»[7]. Солдаты, видевшие владыку в окопах, запоминали его тихий голос, окропление святой водой и панихиды по павшим. «Не откажите в молитвах о даровании победы», — писали ему с фронта, и Тихон молился, совмещая это с практическими делами. По его инициативе в Вильне открылся приют для детей солдат, а Свято-Духовское братство, чьим председателем он был, снабжало госпитали духовной литературой. Даже в военные дни братский вестник выходил тысячами экземпляров, поддерживая в людях надежду.

Удивительным оказалось сотрудничество владыки с главным священником армии и флота, протопресвитером Георгием Шавельским. Отец Георгий слыл непростым человеком, он ревностно охранял своё ведомство от «вмешательства» архиереев, но к владыке Тихону относился иначе. Возможно, сыграли роль такт и искренность архиепископа, который не искал власти, а стремился помочь. Шавельский не только поддерживал его поездки на фронт, но и гостил в Вильне, укрепляя редкое в церковной среде единодушие.

Когда осенью 1914 года русская армия отступала под натиском врага, перебросившего свежие дивизии с западного фронта, святитель обратился в Свт. Синод за разрешением провести крестный ход вокруг Свято-Духова монастыря с мощами виленских мучеников — святых Антония, Иоанна и Евстафия. Эти угодники, принявшие смерть за Христа в XIV веке, стали символом стойкости в вере. Шествие с реликвиями под звон колоколов было не только актом веры, но и напоминанием: Россия переживала не первую битву с «тевтонским духом» — и всегда побеждала.

 

Егда по грехом нашим нашествие иноплеменных Господь попусти, и земля Российская кровию обагрися, ты, святителю, покаяние проповедуя и врачевству душевному и телесному страждущих добре содействуя, крепце стояти за веру Православную, царя благовернаго и отечество святое призывал еси.

Ополчению вражеску у стен града Вильно стоящу, цельбоносныя мощи святых мученик Антония, Иоанна и Евстафия из обители Святаго Духа благоговейно изнесл еси, святителю, и во граде Москве от поругания иноземных невредимы сохранил еси.

Пятая песнь Канона утрени Службы свт. Тихону, патриарху Московскому

 

В ноябре город посетил император Николай II. Прямо с вокзала государь направился в Свято-Духов монастырь, где его встретил архиепископ. «Войди в сей святый храм, — обратился владыка Тихон к монарху, — где у мощей святых мучеников мы почерпаем уроки христианского мужества. Вознесём им совместные молитвы, да испросят они у Бога победу христолюбивому воинству». Мог ли Святитель, торжественно принимая царя в тихом и мирном Ярославле в 1913 г., предположить, что всего лишь год спустя будет встречать государя практически под пулями?...

 

 

После молебна царь спустился в храм-пещеру, чтобы приложиться к мощам мучеников. В знак особого доверия Николай II, как почётный член Виленского Свято-Духовского братства, получил высшую награду организации — Золотую звезду первой степени. Чуть позже, 22 ноября, в монастырь прибыли императрица Александра Фёдоровна с дочерями, великими княжнами Ольгой и Татьяной.

Тогда же, осенью 1914 года, в Вильну приехала семья великого князя Константина Константиновича. Повод был трагическим: они прибыли к умирающему в госпитале сыну Олегу, храбро сражавшемуся против немцев в рядах кавалерии. Юноша скончался на руках у родителей. Архиепископ отслужил панихиду, а на следующий день — заупокойную литургию. Позже благодарственные письмо и драгоценная панагия от княжеской семьи стали свидетельством того, как важна была поддержка владыки Тихона в час личного горя.

 

Князь Олег Константинович Романов (1892–1914) — младший сын великого князя Константина Константиновича, внука императора Николая I, известного поэта, писавшего под псевдонимом «К.Р.», президента Императорской академии наук. Современники описывали Олега как юношу редкой душевной чистоты, скромности и глубокой религиозности. Он увлекался историей, писал стихи, изучал церковное пение. В 1913 году с отличием окончил Александровский лицей, мечтая о службе на благо Отечества. С началом Первой мировой войны князь, вопреки положению, добровольно отправился на фронт в составе лейб-гвардии Гусарского полка. Первоначально ему было предложили должность ординарца в Главной квартире, но он добился перевода в полк. Гибель настигла его 29 сентября 1914 года в бою под деревней Пильвишки. Во время атаки на немецкий разъезд Олег был ранен в ногу, но отказался покинуть поле боя. Рана оказалась роковой: началось заражение крови, и через неделю 22-летний князь скончался. Посмертно он был удостоен ордена св. Георгия IV степени. Похороны состоялись в родовом имении Осташево под Волоколамском. В 1915 году над его могилой был возведен храм во имя святого благоверного князя Олега Брянского — небесного покровителя погибшего. После революции церковь превратили в склад. В 2023 году многолетняя реставрация храма завершилась, после чего был совершен чин Великого освящения.

 

Летом 1915 года вся мощь германской и австро-венгерской армий была направлена против России. Немецкие войска приближались к Вильне, и архиепископу пришлось взять на себя титаническую задачу — эвакуацию епархии и духовных ценностей. 22 июля в кафедральном соборе состоялось прощальное богослужение. Как записал в дневнике отставной генерал А. Жиркевич: «Три гроба с мощами, в цветах, стояли посреди церкви. Народ с плачем прикладывался к ногам Божьих угодников… Всюду уже сняты колокола… Выбираются последние жители»[8].

Под руководством Тихона мощи святых Антония, Иоанна и Евстафия, архив, учебные заведения и даже ценные колокола были вывезены на восток. Святыни временно разместили в Донском монастыре (они вернутся в Вильнюс лишь в 1946 году). Семинаристы и преподаватели нашли приют в Рязани.

Епархиальный центр на период оккупации был перенесен в город Дисну.

 

 

Осенью 1915 года линия фронта прошла через западные губернии Российской империи. В прифронтовых городках среди дымящихся развалин, постоянно появляется невысокая фигура архиепископа Тихона. Его миссия в эти дни — не только молитва о победе, но и напоминание: даже в аду войны есть место вере и милосердию.

 

 

Как и в 1812 году, война пробуждает в народных сердцах религиозный порыв. Храмы в прифронтовой полосе переполнены. На службах владыки Тихона стоят плечом к плечу православные, католики, староверы. После молебнов о победе к владыке подходят за благословением солдаты всех конфессий. «Скорбная година — лишь испытание, которое укрепит нашу веру», — обращается архипастырь к уходящим на фронт выпускникам Борунского училища. Всего в 30 верстах рвутся снаряды, но Тихон спокойно принимает экзамены по церковному пению. Война не отменяет жизнь — она заставляет ценить её ещё сильнее.

В Вильне архиепископ освящает приют для беженцев, жертвует средства сиротам. В Дисненском уезде закладывает новый сельский храм. Но главное — он становится голосом тех, кого война лишила даже надежды. В Воскресенском храме Ошмян Тихон, едва сдерживая слёзы, цитирует сводки:

«Сегодня я прочел ужасное сообщение, как немцы на одной железнодорожной станции зашли в русский лазарет, убили всех раненых, облили их керосином, и само здание подожгли. Прочел, как немецкие сестры милосердия в другом месте выкалывали глаза у русских пленных офицеров, как немцы отрубили руки и ноги у взятого в плен легко раненного казака-хорунжего. Вот вам и прославленная немецкая культура и просвещение. Избави нас Бог от такого “просвещения”»[9].

Однако в следующий момент владыка уже в окопах, под дождём беседует с солдатами. На передовой алтари сооружают из еловых ветвей, а кафедру насыпают из земли. Здесь, под открытым небом, звучат молитвы за тех, кому завтра в бой.

 

 

Солдаты платят архиерею трогательной преданностью. Командир полка дарит ему альбом с фотографиями и ложки, отлитые из вражеского снаряда. Священник Георгий Громов показывает самодельный крест и парусиновую епитрахиль, с которыми прошёл австрийский плен. Тихон расспрашивает его о подробностях — словно собирает свидетельства для будущей летописи. В 1916 году за труды во славу Отечества император Николай II награждает архиепископа бриллиантовым крестом на клобук. Но главная награда для владыки — восстановленные храмы. В Дисне под пулями вырастает Георгиевская церковь; солдаты-мастера за два дня возрождают разрушенную Угорскобогинскую святыню. «Как он успел?» — удивляется священник Вячеслав Миронович, описывая марш-бросок Тихона: 220 вёрст по раскисшим дорогам, три храма за 48 часов.

К 1917 году Россия истекает кровью: 1,5 млн погибших, 4 млн пленных. Но архиепископ видит и проблески надежды: армия обеспечена снарядами, союзники обещают Константинополь, в марте планируется победное наступление… Увы, этим планам не суждено сбыться. В июне 1917-го Тихона избирают митрополитом Московским. Он покидает Литву, не зная, что через год страна погрузится в пучину новой смуты.

 

 

В день Святой Троицы 1996 года в литовском городке Шальчининкай, что у самой границы с Белоруссией, был освящен деревянный храм имя святителя Тихона. А 19 февраля 2007 года на здании вильнюсской консерватории (бывшей резиденции литовских архиереев) была открыта мемориальная доска о служении будущего патриарха в этом здании. Это не просто дань истории. Это напоминание о том, что даже в самые тёмные времена находятся люди, способные нести свет. Таким был скромный архипастырь, объезжавший фронтовые храмы под огнём. Таким он остаётся в памяти Литвы — земли, которая для него всегда была частью единой и неделимой России.

 

И.А. Рыжов,

Магистр истории,

Старший специалист паломнической службы

Паломнического Центра Московского Патриархата,

Ответственный секретарь журнала «Православный паломник»