«Живите во взаимной любви», – эти слова архимандрит Авель (Македонов) произнес за месяц до своей кончины, прощаясь с монахами Иоанно-Богословского монастыря.
Вся его жизнь была непрерывным служением Создателю, врачеванием душевных ран, молением о Русской земле. Батюшка участвовал в спасении Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне в 1970-е годы, когда обитель весьма оскудела русскими насельниками, возрождал один из древнейших монастырей России – в честь святого апостола Иоанна Богослова под Рязанью. На исповедь к нему спешили священнослужители и миряне из Москвы, Санкт-Петербурга и других городов. За духовным советом приезжали из Америки, Франции и даже со Святой Горы Афон. Некоторые его духовные чада руководят ныне монастырями, возглавляют епархии.
В этом году, шестого декабря, братия Иоанно-Богословского монастыря и все, кто знал архимандрита Авеля, отмечают десятую годовщину со дня его преставления: монахи, военные, ученые и политики, писатели и художники, студенты, простые старушки – все те, кто строил свою жизнь под духовным руководством старца, его молитвами и наставлениями.
Коля-монах
Если бы мы перенеслись в 21 июня 1927 года в село Никуличи под Рязанью, то стали бы свидетелями рождения на свет младенца, с которым была связана удивительная история. Односельчане рассказали бы нам, как его мать Феодосия Митрофановна со своей свекровью ходили пешком в Пощуповский Богословский монастырь, где горячо молились перед чудотворным образом апостола Иоанна – просили для Феодосии здорового ребеночка. Господь молитвы услышал, Феодосия забеременела.
Вскоре во сне она увидела старца, который подал ей ножницы и отрез черной ткани. Феодосия спросила: «Зачем, дедушка, Вы мне это даете? Я шить не умею». Благообразный старец ответил: «Это не для тебя, а для твоего сына, который родится». Феодосия решила, что ее ребенок станет портным. На самом же деле отрез ткани означал монашеское облачение, а ножницы – то, что сын будет постригать в монахи благочестивых мирян.
Появившегося на свет младенца крестили в сельском храме Тихвинской иконы Божией Матери, на престольный праздник, 9 июля. Перед крестинами, как и полагается, приготовили угощение и обсуждали, какое имя дать малышу. И вдруг свекровь, хлопотавшая на кухне, услышала за окном едва различимый голос: «Назовите младенца Николаем». Так и поступили.
Малыш часто плакал. Родители заметили, что Коленька успокаивается, когда его проносят мимо часовни. Тогда бабушка Татьяна предложила Феодосии повесить над его кроваткой с четырех сторон иконы. И Коля плакать перестал. Это была его первая домашняя «часовенка».
Царскими вратами
С раннего детства он любил храм и мечтал стать монахом. Все дети гуляли на улице, а он бежал в церковь, и когда уводили оттуда, плакал. Однажды его попросили отнести в алтарь просфоры. Пятилетний мальчик вошел царскими вратами и так обомлел от увиденного, что не заметил, как оперся о престол. Архимандрит Мина, служивший тогда, ругать мальчугана не стал, а дал просфору и объяснил что к чему. С тех пор Коля стал мечтать о том, что будет, как архимандрит Мина, служить у престола.
Маленького Колю не раз приходила благословлять во сне Богородица, и он был уверен, что приходит Она ко всем. Однажды Божия Матерь не появилась, и Коля спросил мальчишек, была Она у них этой ночью или нет. Те даже не поняли, о чем он говорит.
Его прозвали монахом. Мальчишки приносили ему иконки и меняли на хлеб. А он просил у Господа: «Сделай так, чтобы я действительно стал монахом».
В 1934 году в Никуличах закрыли Тихвинский храм. Для семилетнего Николая это стало настоящей трагедией. Несколько дней он не ел, плакал, думал, что лучше умереть. И Божия Матерь опять пришла к нему во сне, чтобы утешить. Была Она в белых одеждах с Младенцем Христом. От Них исходила такая благодать, что все горести забылись.
Когда закрыли храм, семилетний Коля несколько дней не ел, плакал, думал, что лучше умереть. Утешить его пришла Сама Богородица
Спустя годы отец Авель просил разных иконописцев написать виденный образ, но ни у кого не получалось. Наконец он познакомился с художником из Ярославля, которого писать иконы благословил святой праведный Иоанн Кронштадтский. Но и у него ничего не вышло. Тогда художник взмолился от всей души, обращаясь к Божией Матери, и Она явила ему Свою милость – икона была написана. Ныне похожая, но меньшего размера, висит на стене рядом с могилой старца Авеля в храме преподобного Серафима Саровского в Богословской обители. «Монахам очень хотелось иметь такую икону, – рассказывает насельник монастыря иеромонах Мелхиседек. – И вот приехал паломник с этой иконой, незаметно оставил ее и уехал. Мы пришли, увидели икону и повесили рядом с могилкой старца…»
После закрытия храма в Никуличах Коля стал ходить в церковь, расположенную в трех километрах от родного села. Местные бабушки давали ему записки, и он по благословению священника читал их, пока батюшка вынимал частицы. Отец Авель вспоминал, что почти во всех записках были имена помещиков Кублицких, которые построили в Никуличах Тихвинской храм и сделали односельчанам много добра.
Церковь в котельной
Когда Коля учился во втором классе, он устроил в котельной школы, где работал его отец, молитвенный уголок. Там были иконы, лампадки и даже кадило. Однажды он решил показать это место своей однокласснице, которую видел как-то в храме: «Вот, Люся, смотри, здесь моя маленькая церковь». Потом он с Люсей и ее подругой играли в «церковь», «отпевали усопших» – Коля молился и кадил, а подруги пели: «Со святыми упокой».
В третьем классе он отказался вступать в пионеры. Шел 1936 год! Отказника решили исключить из школы, но заступилась уважаемая всеми учительница. Николай продолжил учебу. После занятий, на которых детям внушали, что Бога нет, он приходил домой, зажигал лампадку перед иконами и молился, постепенно успокаиваясь.
Как-то прочел он в поэме Лермонтова о купце Калашникове такие строки: «На груди у него висел медный крест со святыми мощами из Киева». «Вот бы мне хоть маленькую частичку мощей из Киево-Печерской лавры», – размечтался мальчик. И однажды вот что случилось. Через Рязань следовал поезд, в котором умер священник. Среди вещей нашли шкатулку с частицей мощей святителя Лаврентия Туровского. Шкатулку передали Рязанскому архиерею Димитрию (Градусову), духовному отцу Коли Македонова. Мальчик упросил владыку дать ему «малюсенькую частичку» святых мощей. Он вложил ее в крест и, счастливый, стал носить на груди.
Буханка хлеба
Случаи чудесной помощи Божией сопровождали архимандрита Авеля на протяжении всей жизни. «Однажды, – рассказывал он, – подходил большой церковный праздник, и мне хотелось, чтобы в доме горела лампадка. А Богова масла (так называли лампадное масло) не было. Пришла соседка, спрашивает: “Богово масло нужно?” – “Нужно. Что я за него должен?” – “Буханку хлеба”».
Отдал хлеб, зажег лампадку, а сам переживает, что родителям скажет, ведь оставил семью без хлеба. Затеял уборку, чтобы как-то оправдаться. Навел в доме порядок, стал протирать полки и вдруг видит – буханка! Бросился Николай на колени и давай поклоны бить, Бога благодарить.
Однажды шел он в Скорбященскую церковь, единственную действующую в Рязани, и вдруг поднялась сильная пурга – не видно ни зги. Плутал-плутал, выбился из сил, замерзая, взмолился Богу о помощи. Видит – старичок машет рукой, Коля и пошел за ним. И вот уже появились домики родного села Никуличи, а старичок исчез. Понял тогда мальчик, что был это Николай Угодник, чье имя носил он и его село.
Блаженные духом
На жизненном пути юного Коли встречались удивительные люди, как сам он говорил, «святой жизни». Одной из них была блаженная Полюшка, жившая в селе Захарово. Была она слепой, но при этом наизусть знала Псалтирь. Задолго до Великой Отечественной войны она предсказала ее начало. Еще говорила, что немцев погонят от Рязани.
В декабре 1941-го фашисты дошли до Захарова, а это всего 37 км от Рязани. В городе объявили эвакуацию, все бросились собирать пожитки, а верующие, человек десять-одиннадцать, среди которых был и Коля Македонов, пришли в Скорбященскую церковь и встали на соборную молитву. Вдруг в храм вбегает нищенка и плачет от радости: «Не бойтесь! Я сейчас видела святителя нашего Василия. Он сказал, что Рязань врагу сдана не будет». Все решили, что она сумасшедшая. Но немцев и впрямь погнали!
Во время войны Коля очень много работал, помогал дома по хозяйству, семья была многодетная. Сильно уставал и молился апостолам Петру и Павлу. Но вот беда – иконы этих святых у него не было. Тогда стал он ходить на могилку блаженной Любушки Рязанской и просил ее помочь обрести икону. Как-то зашел к школьному другу, видит – в сенях, в углу стоит широкая доска. Подошел, повернул ее, а под слоем пыли апостолы – Петр и Павел. Он к бабушке друга – продайте икону, а та ни в какую. «Грех, – говорит, – иконы продавать. Может, церковь еще откроют, туда и снесу». Пошел Коля на могилу к Любушке и все рассказал. Через какое-то время бабушка, на которую напал непонятный страх, сама прислала за Колей. «Забери икону себе да закажи молебен о моем здравии», – попросила она.
Друзья
В Скорбященском храме Коля познакомился с Борей Ротовым. Через всю жизнь пронесли они сердечную дружбу. Из храма вместе возвращались в Никуличи. И по дороге давали окрестностям библейские названия – груду камней, обозначающую разрушенный храм, называли Иерусалимом, заросли плакучих ив – Гефсиманским садом. Был и свой Вифлеем, и даже Мамврийский дуб – большая старая ветла.
Как-то присели они в «Гефсиманском саду» и размечтались. Коля говорит: «Я хочу стать схимником, и чтобы у меня был храм, где бы я молился». «А я, – говорит Боря, – хочу стать патриархом, чтобы больше приносить пользы Церкви».
Спустя годы Николая постригли в схиму с именем Серафим, и молился он в своем храме. А Борис стал митрополитом Никодимом.
Однажды Боря рассказал другу, как замечательно служить иподиаконом у владыки Алексия (Сергеева) – чувствуешь, что вот-вот взлетишь, словно ангел. «Хорошо тебе. А мне мама не разрешает, хотя владыка зовет к себе прислуживать, – с горечью ответил Коля. – Боится, что исключат из школы». «А ты про меня расскажи, меня-то не исключают». Пришел Коля домой и рассказал маме, как Боря прислуживает владыке, словно ангел, и что сам он тоже этого хочет. И мама согласилась. Друзья праздновали это событие у «Мамврийского дуба» – спели тропарь Ангелу Хранителю и съели слипшиеся карамельки.
«Ангел мой»
Первое время Николай был иподиаконом у архиепископа Алексия (Сергеева), но через год на Рязанскую кафедру прислали владыку Димитрия (Градусова). Шел 1944 год. Коля волновался, оставит ли его новый архиерей при себе. И приснился ему сон – идет он мимо церкви, а из нее выходит старец, согбенный, как преподобный Серафим. Понял Коля, что это новый владыка, сложил для благословения руки и ждет. А тот подходит, обнимает его, прижимает к себе и говорит: «Ангел мой».
Вскоре, уже наяву, вызвали Николая повесткой в военкомат. По дороге он зашел в храм, а ему и говорят: «Не уходи, помоги нового архиерея облачить». Приехал владыка Димитрий, и Коля сразу узнал в нем старца из своего сна. Владыка подошел и так же, как во сне, обнял его, прижал к себе и сказал: «Ангел мой». А когда узнал о повестке, говорит: «Останься, Коля, дослужи, ничего не случится». И действительно, оказалось, что повестку прислали по ошибке.
Владыка Димитрий стал духовным отцом Коли Македонова и Бори Ротова и говорил им, чтобы они друг друга не оставляли, что будут вместе идти по жизни. Так и вышло. Они вместе служили иподьяконами в Рязани, потом в Ярославской епархии, а позднее участвовали в восстановлении Пантелеимонова монастыря на Афоне.
Архиепископ Димитрий вышел из рода потомственных дворян. В священника его рукополагал сам Патриарх Тихон. Владыка Димитрий был прозорливым старцем. В 1944 году у Коли умер отец, на его руках остались два брата и две сестры. Когда он пришел в храм, никому ничего говорить не стал, облачился и пошел встречать архиерея. А владыка наклонился к нему: «Что же ты, ангел мой, не говоришь, что твоего папочку вчера вечером Господь к себе взял?» Коля расплакался. «Не плачь, – утешает владыка, – у кого нет ни отца, ни матери, тому Сам Бог заменяет отца, а Богородица – мать». Отец Димитрий помогал Коле, относился к нему как к родному.
Лучше умереть
А мамы не стало за год до этого. Схватки начались дома, отца рядом не было. Она послала Колю за дедушкой. Пока тот бегал в сельсовет за лошадью, пока ее выделяли, пока собрались… Феодосия родила по дороге на холоде, и ребенок умер от переохлаждения. После этого мама сильно заболела и уже не поправилась. Она уходила мучительно, родственники не выдержали, вышли из избы. И только Коля остался рядом. Он держал голову мамы на руках и молился Богу. Перед смертью она увидела свою святую и воскликнула: «Мученица Феодосия!» И ушла в мир иной.
Сестра мамы после похорон рассказала Коле, что советовала ей сделать аборт, но она отказалась. Вспомнила Богословский монастырь и картину в нем «Страшный суд», сказала, что лучше умереть, чем аборт делать.
«Мой приятный»
Коле пришлось оставить школу и пойти работать в колхоз. Он переживал, что не доучился, но владыка Димитрий успокаивал: «Ничего, Коленька, к тебе самому со всей России будут приезжать уму-разуму учиться». Так и вышло. К старцу Авелю в Иоанно-Богословский монастырь приезжали со всей страны.
В 1945 году владыка Димитрий решил рукоположить Колю в дьякона. Перед этим Николай пришел в храм, и монахини попросили его читать часы. Поскольку он их никогда не читал, то сбился. Одна монахиня пожурила: «В дьякона собрался, а часы читать не умеет». Смиренный Коля внутренне с этим согласился и решил повременить с рукоположением. Пошел сказать об этом владыке, а навстречу ему юродивая Нюша. «Куда идешь, мой приятный?» – спрашивает. «К владыке». Нюша повернула его к храму и говорит: «Иди молись. И запомни, дьяконы часов не читают». Потом эту же фразу с улыбкой повторил ему владыка – «дьяконы часов не читают» и рукоположил его.
Постриг
Как-то владыка Димитрий взял Николая с собой в село Кривополянье, где его ждали послушницы, желавшие стать монахинями. Владыка постригал их тайно на дому, и отправил юношу в храм за облачением, Евангелием, крестом и ножницами. Тот пошел в церковь, а самому обидно – каких-то женщин постригают, а его, всю жизнь желавшего стать монахом, нет. В храме Николай увидел чудотворную Тихвинскую икону и взмолился – что же это делается, он ждет не дождется, когда его в монахи постригут, а тут такое. Потом устыдился своей дерзости и бросился на колени просить прощения.
В 18 лет Николай Македонов стал первым пострижеником в Рязанской епархии после революции
Пришел к владыке, а тот говорит: «Ну, ангел мой, получишь, чего просил». «Я у Вас ничего не просил». «У меня не просил, а у Божией Матери сейчас в церкви просил». И постриг его в монахи с именем Авель. Было ему 18 лет, и стал он первым пострижеником в Рязанской епархии после революции. А через год с небольшим, в январе 1947-го, владыка рукоположил его в иеромонаха.
Когда отец Авель был уже священником, блаженная Полюшка предсказала ему болезнь сердца. Вскоре слова ее подтвердились, сердце у отца Авеля стало сильно болеть, да так, что стал он готовиться к смерти и рассказал о недуге владыке Димитрию. Тот серьезно воспринял это и тайно постриг 24-летнего отца Авеля в схиму с именем Серафим. По молитвам святых угодников отец Авель выжил. Даже самые близкие люди долгое время не знали, что он был пострижен в схиму.
Время игуменских трудов
В 1950 году отец Авель по принуждению советских властей покинул пределы Рязанской области и продолжил ревностное служение на ярославской земле. Это очень раздражало власти – в местной прессе против священника развернули клеветническую кампанию. В 1960 году батюшке пришлось уехать.
Он вновь вернулся на Рязанскую землю. Спустя девять лет его возвели в сан архимандрита и назначили настоятелем кафедрального собора Рязани. А в феврале 1970-го направили на Афон в Русский Пантелеимонов монастырь.
Как рассказывал сам отец Авель, греческие власти поначалу приняли его за шпиона, подосланного коммунистами. В то время греки мечтали экспроприировать монастырь и создавали русским монахам невыносимые условия. При обители жила полиция. Келью отца Авеля тайно обыскивали. Но со временем стали его уважать.
Когда он отправлялся на Афон, думал, что будет простым послушником, а его выбрали игуменом. Новое послушание давалось тяжело, больное сердце в жарком, влажном климате часто напоминало о себе. Пантелеимонов монастырь в то время восстанавливался после страшного пожара. Монахи на себе таскали мешки с цементом, штукатурили, ворочали камни. Бывало, не добирались до кельи, поспят под деревом два часа и опять за работу.
В 1978 году на Святую Гору пришла телеграмма о смерти митрополита Никодима (Ротова). Отец Авель очень хотел поехать на похороны верного друга, но на скорое получение визы не надеялся. Однако случилось чудо – батюшке без всякого промедления разрешили выехать в СССР.
Назад ему не суждено было вернуться – Промысл Божий удержал его на родине. Русский народ ждали большие перемены, людей надо было заново воцерковлять. Уезжая, он увозил с собой древние традиции афонского старчества.
На родной земле
В 1979 году архимандрит Авель был назначен почетным настоятелем Борисоглебского кафедрального собора Рязани и духовником епархии. А в мае 1989 года наместником только что возвращенного Церкви Иоанно-Богословского монастыря. За 15 лет под управлением отца Авеля обитель, лежавшая в руинах, преобразилась. Возродилась монашеская жизнь, были восстановлены храмы, собрано множество святынь.
Весной 2004 года архимандрит Авель по состоянию здоровья ушел на покой. Продолжая жить в обители, он духовно окормлял монахов и мирян. А через два года, 6 декабря, на 80-м году жизни он мирно почил о Господе.
Галина Дигтяренко, фото Олега Серебрянского
Архивные фото предоставлены Иоанно-Богословским монастырем
